Пашка Дьячко стал северянином после дембеля. Непонятное движение души толкнуло здоровущего хохла повернуть не к родному Днепропетровску, а совсем в противоположную сторону. Так оказался он в Нижневартовске, где добывали нефть и где бывший танкист (как он только в танке помещался!) стал... шахтером. В городе строили ливневую канализацию, и Пашка сел за штурвалы проходческого щита. Что еще нужно знать о нем? Армейский друг его тоже на Север рванул, но оказался в Сургуте, в 300 км от Пашки. Вот, пожалуй, и все.
История эта началась, когда из Сургута пришло приглашение на свадьбу. Друг был широкой души человек и предупреждал заранее: мы, мол, не хлюпики какие, наоборот даже, здоровые мужики, так что готовься гулять неделю.
Что для здорового мужика неделя! — не раздумывал Пашка, у которого отгулов за ударный труд накопилось, может, еще на один отпуск. С тем он и отправился предупредить мастера.
— Не отпущу, — как-то странно повел себя тот. — Работать надо. Конец года, сдача, план... Не отпущу!
Пашка понял: точно не отпустит. И то ли от неожиданности, то ли от обиды — от неожиданной обиды выпалил:
— Ах, так! Я на свадьбу не поеду, а и работать неделю не выйду.
— Уволю, — спокойно, будто только того и ждал, сказал мастер.
Дьячко совсем было опешил... и не было бы этой истории... вдруг его осенило!
— Не уволишь, выкуси.
Врач принял Пашку радушно, даже радостно: больной-то не принудительно, сам явился. Долго не расспрашивал, поинтересовался в частности, давно ли это с ним. С 12 лет, — нагло врал Дьячко.
Конечно, молодому парню — кровь с огнем! — в палате тоскливо, а тут еще анализы, таблетки, уколы... Скрашивал существование обед. Если б не обед, Пашка сразу бы плюнул да к мастеру на поклон... А так — салат из свежих огурчиков (это на Севере-то! зимой-то!), в щах шмат мяса, и второе подстать. А в первый день несказанно изумила Дьячко — вот те крендель! — поллитровка в центре больничного стола.
— Хочешь — пей, — более чем вяло прореагировали на вопрос заморенные медициной мужички. — Нет-нет, нам не наливай... молодой пока, а полечишься с наше, сам поймешь, денька через два.
Пашка хряпнул граненый стаканчик перед щами и еще налил себе
всклянь. Жаль второго пузыря нет, и сало б не помешало.
Так и повелось: утром антабус, или что там еще, и обязательные уколы; в обед — добрая выпивка и закусь. Мужички все чего-то ждали и нервничали, когда ожидаемого не происходило. Нервничал заметно и медперсонал, ежедневно глядючи с каким аппетитом больной на излечении поглощает “Московскую”. С тем, между прочим, его и выписали ближе к Новому году, через месяц.
Врач в полном смущении на Пашку глаз не подымал: ваш случай, молодой человек, в моей практике первый, не знаю, что и сказать, медицина не всесильна.
Увидев Дьячко, мастер обозлился, бросил резко:
— Трудовая — в кадрах, расчет — в бухгалтерии.
Лицо его налилось кровью, когда Пашка протянул больничный. Мастер тупо смотрел на серо-голубой листок, снова и снова принимался читать, доходил до конца и возвращался к строке “Диагноз”, изучал печать. Кровь, наконец, отхлынула, он выдавил из себя:
— Ты что ж... в ЛТП... от... от алкоголизма?..
— Аха, — во весь свой хохляцкий рот заулыбался Пашка.
— И... и вылечили?
— Не-а-а. Медицина — бессильна!
А и то сказать, ни рвотными таблетками, ни “горячими” уколами здорового мужика не проймешь!
Пьянствовать он не будет, но и пить не бросит.
|
